Внезапно оказалось 21-е сентября, а значит день рождения моего папы и Стивена Кинга.
Папу я поздравила вчера, перед поездом, потому что в кои-то веки мы все оказались в нужное время в нужном месте и пили красное сухое в разливочной "Коктебель" у вокзала.
Стивена Кинга, как обычно, поздравляю здесь, живите долго, мистер Стивен Кинг, я вас очень люблю, хотя тот фильм по "Мешку с костями", который сегодня показали по ТВ-3 оказался редкостным говном. Мистер Стивен Кинг, очень вас прошу, не берите больше на роли писателей недавних Джеймсов Бондов, сколько не надевай на них очки, умиЩЩа не прибавляется.
А в почте два письма про "срочно статьи" и три про "срочно составить списки студийных групп, а то расформируем". Хочется отписать "расформировывайте нахуй" и уехать опять в Феодосию -
даже на том поезде, на котором мы ехали туда и обратно, на который нет билетов, но полно свободных мест.
Купе от плацкарта в этом чудном поезде отличаются только наличием дверей - и там и там облезлые полки, отломанное всё, что отламывается, окна не открываются, а двери в туалеты не закрываются. И нахрена я брала "туда" купе? Хотя если бы взяла плацкарт, не пила бы полночи коньяк с юношей-ресторанным менеджером из города Иваново. Через полторы бутылки юноша рыдал "зачем я еду? куда я еду? без семьи, они там, а я тут, что я делаю? сам, всегда всё сам!"и пытался вынести изнутри заклинившую дверь, а я смотрела на него, как Атос на д'Артаньяна и думала:
- Разучилась пить молодёжь...
А что думала Тишь, глядя как мать глушит коньяк без закуси, я не спрашивала.
Впрочем, назавтра мы из Дюма-отца перебрались в Юлиана Семёнова - помните, как Штирлиц ночью бухает в поезде с каким-то армейским генералом и тот был весь в тоске и упадке, а наутро героичен и уверен в победе? Вот таким генералом в шортах юноша засунул в сумку остатние полбутылки и сухо кивнув: "Спасибо за компанию", чеканным шагом двинулся покорять Крым.
А из нас с Тишь покорители никакие - почти всю неделю я просидела то на одном, то на другом волнорезе, болтая ногами и читая то, что находила на книжных лотках по дороге к пляжу. Отец приходил на волнорез с бутылкой холодного белого вина, мы его пили и трепались, а Тишь тем временем бродила вдоль берега, выуживая и отправляя в банку с водой то рака-отшельника, то бычка, то мелкую кефаль, то крайне недовольного краба. За Тишь следовали заворожённые дети. На третий день окрестные взрослые наконец-то купили своим воющим от зависти чадам сачки и выдали банки.
За три дня до отъезда мы подошли в темноте к колесу обозрения - оно в Феодосии крошечное, зато быстрое и кружится, как вставшая на ребро карусель. - Наутилус играет, - сказала Тишь. Тощий парень в толстых очках взял у нас пятьдесят гривен и запустил колесо. Не знаю, слышно ли ему было снизу, как мы во всю дурь подпевали "Апостолу Андрею".
