Платочный стол выпрыгнул на меня из-за угла, как та любовь, и поразил в самое сердце. Через какие-то четверть часа у меня был белый платок с пёстрым торреро и атакующим быком, огромный тёмно-синий - тонкой шерсти и в любимых турецких огурцах, шерстяной же - цветов палой листвы, и надорванный с одного края невесомый шёлковый батик оттенков мёртвой бирюзы и дыма. - Легко отделались, - сказала платочная мадам, отсчитывая сдачу.
- Добрый день! Подходим-выбираем! - окликнули меня сегодня.
- Да у вас и платков теперь нет...
- Нет платков - есть блузочки. Новые - модные!
От новых-модных ощутимо попахивало секондовой дезинфекцией.
- Чёрт! Не хотела же подходить и не собиралась покупать!
- А кто покупал? Никто ничего и не покупал. И не видела я вас тут, и не проходили, и вообще дома сегодня сидели. И я дома сидела. Да и легко отделались, кстати, - ответила блузочная мадам, отсчитывая сдачу.
- Не понимаю, - говоришь ты, - как можно носить вещи с рынка?
- Ну-у, сказала я, - детям можно, всё равно за месяц убьют в треш.
- Детям - можно, - милостиво позволяешь ты.
В брошеной у двери сумке лежат сторублёвые блузки из вторых рук - длинная, с высокими эфами, невыразимого цвета мокрой мыши, на пятнадцати перламутровых пуговицах. и терракотовая, почти такая, как в позапрошлой жизни, но с широкими рукавами.
Вот.
